383.
Мурмаш
(07.05.2005 12:15)
0  
Донецк <<
Специально для тебя отрывок Алисы
"О Саш-Баше, о Кинчеве, о себе, о жизни... "
=======
Меня часто просят рассказать об инсценировке "Егоркиной былины" в университете. Мы делали это втроем - Башлачев, Кинчев, я... Башлачев сочинил вещь, которая совершенно классически является... колдовской. У него таких вещей две: "Егоркина былина" и "Ванюша". Я боюсь этих песен - но не то чтобы такой..."страшной" боязнью, а - духовной. Потому что человек, входящий в образ того, от имени которого он поет, сам как бы должен отчасти становиться своим персонажем. Саш-Баш в этом был очень силен - он сначала входил в образ, потом переносил его на других, чем, собственно, и лечил их. Классический русский стиль - "подобное лечится подобным". То есть он рассказывал алкоголику о его галлюцинациях. Я сначала, когда впервые слушал эту песню, не понял - о чем это. Потом до меня дошло, что здесь переложен классический бред алкоголика.
...Он, бродяга, пьет год без месяца -
С утра мается, к ночи бесится,
Перемается, перебесится,
Перебесится да повесится...
- пел он сначала. А потом уже пел по- другому: "да дай Бог - не повесится" - В " Ванюше" - еще страшней ситуация. Это некие заклинания, которые равноценны, скажем, гемадезу, всяким химическим средствам, которые возвращают человека обратно. Потому что, если человеку подставить зеркало и показать самого себя в его естественном виде, в котором он находится... Это был изначальный "алисовский" принцип - зеркала. Я тоже пытался делать именно так. Потому что, если хочешь показать бюрократа - ты должен сам стать им и поговорить с ним на его языке, как будто ты пришел к нему на прием своим парнем. Это очень тяжелая ситуация, она выкачивает силы. Это страшно. Мне страшно даже тогда, когда я пою друзьям эти песни. Вдвоем мы еще осиливали их запросто - на двоих одну бутылку не страшно, а вот одному - целую... очень тяжело. Потому что ты берешь на себя ту же ответственность. Когда начинаешь петь - ситуация сразу начинает моделироваться. Любой человек, поющий это, либо воспроизводит, либо делает, либо творит, то есть Франкенштейн - неумолим. Даже если ты поешь о розовом кусте. Он все равно вырастет, и ты однажды его увидишь. И если ты борешься с чем-то - ты все равно с ним сочетаешься.
Я взял на себя третью часть трюмо - так было у нас с этой песней: взгляд прямо, взгляд справа, взгляд слева. Мы просто ему помогали. Потому что прямой взгляд - слишком страшно. Любой человек, который вмазался, предположим, ЛСД, не может смотреть на себя в зеркало. Я, когда меня впервые вмазали ЛСД, нашел способ выйти из этого состояния при помощи колокольчика, зеркала и глаз. Возбуждаешь слух, зрение и разум, тогда останавливаешься. Это колдовская телега. Возможно, я фантазирую, но мне это помогало.
Так вот, выступали мы в университете и решили сыграть "Егоркину былину". Костя сказал, что он сыграет пальцами, я решил сыграть на" дудочке пана" - знаете, чилийская флейта. Начали мы качать тройную энергию - Башлачев пятился, пятился и в один прекрасный момент просто провалился. Осталась одна гитара. Там дырка была в сцене. И песня оборвалась. Но настолько было фантастическое зрелище, что все это помнят до сих пор. Мы вытаскивали его из этой дыры - а песня кончилась.
Была такая история. Я ему не поверил, но он рассказывал. Он говорил, что в Сибири /не знаю, какой это был город/ актеры местного театра решили устроить ему концерт ночью. Там стояло чучело козла, и когда он играл "Егора Ермолаича", оно неожиданно у всех на глазах поскакало. Я, говорит, сам бы никогда не поверил, если бы не увидел это собственными глазами - козел поскакал! Надо песню эту слышать - для того, чтобы это понять.
...Женщины в жизни Башлачева? Настю я хорошо знал, а других девушек, которые были рядом с ним, знал мало, хотя они были. Он относился к женщинам с любовью. Но у нас выработался такой особый тип женщин - социалистический. Даже светлая женщина, находящаяся с детства в темной среде, приобретает черты темной. У Сани была очень открытая душа. Он любил повторять, что каждая проповедь хороша тогда, когда она - исповедь, и точно так же повторял, что каждое содружество хорошо тогда, когда оно - любовь. А с такого рода максимализмом очень трудно существовать. Он "снимал" с девушек, с которыми общался, ту черную пелену - своими экстрасенсорными полями, что ли, и песнями своими. Были случаи, что у пожилых женщин, уже прошедших период климакса, после его песен наступала "вторая молодость", даже чисто физически - начинались месячные. А сколько у него было женщин в "практическом" смысле, я, честно говоря, не знаю, да и глупо было бы подходить к этому арифметически. Здесь был уже какой-то другой уровень отношений, не имеющий ничего общего с совдеповскими понятиями "аморальности".
Помню, когда мы были в Сибири, сибиряки как мужики хозяйственные познакомили нас там с двумя девушками, которые помогали нам существовать, - Лена и Яна. Девушки как девушки, достаточно нервные, энергичные. Как-то в один прекрасный день они исчезли вместе с Сашей - уехали на дачу. Я остался один развлекать сибирскую тусовку - ну, об этом я уже упоминал. Они все объявились через несколько дней, такие спокойные, притихшие... Потом прошла еще пара лет, объявилась у нас группа "Гражданская оборона". Я пришел к ним на концерт, смотрю - стоит на сцене девка. То, что они играют, музыкой назвать трудно, но энергия идет в чистом виде, сумасшедший драйв на двести двадцать вольт. Это была та самая Янка. Не знаю, какую роль сыграл Саш-Баш в ее судьбе, но, судя по результатам...
А если он говорил, что " у него на небесах есть девушка, которая помогает ему писать песни", - то, я думаю, что это была девушка метафорическая. Имя ей - Любовь. Он был всегда склонен образ превращать в реальный персонаж. Мало того, что он сам превращался внутри него, - он образ делал реальным.
Теперь многие задают такой вопрос - как же мог Саш-Баш покончить с собой, ведь он был очень светлым человеком, умеющим поддерживать других людей вокруг себя. Мы с Костей после того, как это случилось, засели на два дня вдвоем - пили, пытались воспроизвести эту ситуацию, пытались представить себе, как это могло произойти. Как это произошло - мы сумели понять, но вот - почему...
Я все-таки думаю, что самоубийством это не было - по крайней мере, самоубийством в классическом виде. Я склоняюсь к мысли, что тут виноваты грибы. В последние годы в питерской тусовке это увлечение было очень модным - впрочем, мне кажется, теперь оно идет на спад. Грибы - исконно русский наркотик: на Руси ведь никогда не было химических наркотиков, не было опиума, гашиша, но скоморохи издревле "торчали" на мухоморах. Ни к чему хорошему, как правило, это и тогда не приводило. Наркотики вообще сначала дают иллюзию "расширения сознания", но это очень опасный путь, на нем многие гибнут - гибли на Западе, среди рок-музыкантов, и у нас... Я знаю, что в последнее время перед смертью Саш-Баш очень активно общался с одной девушкой, которая, так сказать, как раз поощряла распространение этого увлечения. И грибы действуют на психику очень странным, непредсказуемым образом - особенно на такую восприимчивую психику, какая и была у Саши. Могут подтолкнуть к самым невероятным действиям. Мне кажется, ему в тот момент показалось, что он сможет полетать. И он полетел.
Приятели, ночевавшие у него в квартире, рассказывали, что он начал будить их в восемь утра со словами:" Смотрите, солнышко восходит, пойдемте-ка в баню...". Ему сказали:" Да ты с ума сошел, такая рань, какая сейчас баня?". Он будил их через какое-то время опять - снова с тем же предложением. А потом они проснулись часов в двенадцать, Женя Каменецкая подошла к окну и увидела уже только кровавое пятно внизу, на снегу. Тело уже убрала милиция. В квартиру не поднимались, потому что не смогли сразу вычислить, откуда же он упал - дом-то высотный, многоквартирный.
Проводятся сейчас многочисленные концерты, сейшены памяти Башлачева. Я к таким мероприятиям отношусь ни плохо, ни хорошо - никак. Наверное, это нормально. Но мне это ненужно как-то - я просто храню его в сердце, как своего брата. И все. Через какое-то время я написал ему письмо. Туда, где он сейчас находится. Говорят, самоубийц пятнадцать лет на небо не пускают - так что, возможно, он еще находится где-то среди нас. И когда о нем вспоминают, поют его песни, то как бы "подкачивают" его своей энергией. Но это, конечно, может, только фантазия моя - не знаю. Это не было песней, посвященной памяти Башлачева, а просто письмом ему.
Ты был разведчиком солнца во всех городах,
Они нашли тебя мальчиком, знавшим дорогу наверх.
Чтоб вернулись все птицы, которых не слышал никто никогда,
Ты должен отдать им свой звон, заклинанья и смех.
Двадцать пять - это зона любви,
двадцать семь - это вышка.
Солнце входит в две тысячи нищих, больных городов...
Чело Века в наказ как субстанцию, данную нам в ощущеньях,
На двенадцать апостолов-струн оставляет любовь.
Каждый поэт здесь богат, как церковная крыса:
Сотни бездомных детей - невоспитанных слов...
Но если небо - в крестах... то дорога мостится
Битыми черепами колоколов.
Ах, эти песни-сестренки, ах, колокола-колокольчики,
Над хрипящей тройкой, даль - око сияющей зги...
Только лед на виски... и под марш примитивных аккордов
Принимайте парад на плацу всероссийской тоски.
Кто соревнуется с колоколом в молчаньи -
Тот проиграет, оглохнув под собственный крик,
Счастливой дороги, Икар!
Когда им в раю станет жарко
От песен -
Ты новым отцом возвращайся к нам на материк.
Синий лед отзвонит нам дорогу весеннею течкой.
Мы вернемся в две тысячи нищих больных городов.
И тебя поцелует красивая черная ведьма
В улыбку ребенка под хохот седых колдунов.
Мы пройдемся чертями по каменной коже Арбата,
Пошишкуем в лесу да попугаем бездарных ворон...
...Только кровь на снегу... земляникой в февральском лукошке -
К нам гражданская смерть без чинов, орденов и погон.
Ты был разведчиком солнца во всех городах.
Они нашли тебя мальчиком, знавшим дорогу наверх.
Чтоб вернулись все птицы, которых не слышал никто никогда, -
Ты должен отдать им свой звон, заклинанья и смех.
Впрочем, это песня - и ее лучше слушать, а не читать.
...Счастливой дороги, Икар.
Есть в Питере знаменитая история о котельной по имени "Камчатка". Однажды Сергей Фирсов обратился с разговором к некоторым музыкантам рок-клуба по поводу Очень Выгодной Работы. Дело в том, что как раз в тот период угроза безработицы нависла над Санкт-Петербургом, как черная туча над Уфой. Он предложил: делать, говорит, там ничего не надо, два раза подкинул уголь и пошел. Отапливать женское общежитие. И набрал гвардию. Работали там Цой, художник Олег Котельников, Саш-Баш - не в натуре,а,что называется, "на подвесе", заменяя других, - Начальник и Фирик. И - мы заступили на работу.Сначала, пока было тепло, все действительно было хорошо - делать и впрямь почти ничего не нужно. Закинешь лопаточку-другую и, если нет никого, садишься за гитарку, либо за книжку, либо за перо, либо за чаек-сахарок, либо за сальце с хлебушком, либо вообще - спишь просто, как Емеля на печи. С утра просыпаешься - и домой пошел. Опять же гости - приятели, оттяжки. Собственно говоря, группа "Нате" начала репетировать прямо в котельной. Мои борзые парни притащили туда колонки и там начали играть.
И все бы хорошо, но потом начало подмораживать. Потихонечку-полегонечку, но начало. А дело в том, что друзья-то приходят, Петроградская - место центральное, если засидишься, в крайнем случае, потом можно пешком дойти. Тот же Саш-Баш приходит к нам, смотрит - гости сидят. А там американцы-голландцы, водка "Смирновская", пряники, пирожки, конфетки, все песни поют, оттягиваются. Выходит иногда только кочегар за дверь, а вся остальная компания сидит себе. А там - выйдешь за дверь, и нет никого. Котлы гудят, проклятые, и нужно взять кочергой, вытащить оттуда уголь раскаленный, все прочистить - а вокруг угарный газ, как в аду, все очень люто, хотя делается это за пятнадцать минут. Условий никаких. И я еще говорил тогда: "Как вы думаете, где будет место рокера в аду? Конечно же, уголек под котлы подгребать. Опыт же есть... Ну ведь не в самих же котлах - не за что...".
И Саш-Баш говорит Фирику: " А что это я "на подвесе" работаю? Давай я буду работать, как все". И вот проработал он одну ночь, я за ним следом прихожу в смену. Он сидит такой - с черными подводками под глазами, как у кочегаров и нефтяников, даже после того как они в душе помоются, - угольная пыль въедается. И он говорит: " Я уезжаю в Москву, я так не могу". И уехал под крылышко к своей любимой девушке Насте.
Цой работал, как зверь, сказать нечего. Гастроли - гастролями, это дело святое, у нас так было заведено. Но приезжали с гастролей - и снова становились к котлам. Кочегар он был добросовестный - ну, кореец, одно слово. Уехал Саш-Баш под крылышко к Насте - остались мы без него, одинокие сотрудники зимы. Грянули тут в Питере морозы градусов под сорок пять. Люди по улицам ходили, обернув лица шарфами. Любая машина останавливалась, как позовешь - без разговоров. Денег даже не брали. Ну, далеко не везли, но если рядом - непременно.
Я вышел однажды из котельной на улицу, где был свален уголь. Подошел к этой черной горке. А там нужно было набросать тринадцать тачек, все эти тачки загрузить в котлы, чтобы они прогрелись, потом все это вычистить, и так раза три или четыре. Я взял ломик, ударил по горке, она - дзынь! Я второй раз, она снова - дзынь! Как Медной горы хозяйка. Я воткнул ломик в снег и сказал себе:" Все, я пошел спать". Через какое-то время прибежали девочки - человека три-четыре. Говорят: "Что такое, холодно, замерзаем, котельная не работает...". Я им говорю: " Девочки, лучше приходите по одной, я вас сам буду греть, а гору эту не разрублю". За что и был уволен по тридцать третьей статье...
С. Задерий
|
